Арийский миф в современном мире - Страница 82

К таким историческим экскурсам прибегали многие русские радикалы в своем искреннем стремлении создать новый националистический миф для русского народа, способный помочь ему преодолеть тяжелый психологический кризис переломных 1990-х гг. Так, главный редактор журнала «Национальная демократия» В. Колосов высоко оценивал роль мифа, делающего жизнь осмысленной, и противопоставлял его хаосу, в котором простой человек не смог бы выжить (Колосов 1995: 6). Похоже, той же позиции до сих пор придерживается большинство современных лидеров русского национального движения, чем и объясняется всплеск исторического мифотворчества, происходящий в течение последних 25 лет. А такое мифотворчество не могло избежать ксенофобии.

Действительно, списывая все беды России на счет «чужаков», Иванов видел путь к «освобождению» в пробуждении у русских «арийского (нордического) сознания» и их возвращении к «арийскому мировоззрению». В этом ему мешало христианство с его «семитским богом». Примечательно, что это вело его не к полному отрицанию христианства, чем увлекаются многие неоязычники, а к стремлению вернуть его к истокам, которые он находил не в иудаизме, а в зороастризме (Иванов 2007: 143). Иными словами, речь могла идти об «арийском христианстве», которое, как мы знаем, пытались выработать некоторые германские шовинисты в 1920 – 1930-х гг. Впрочем, кляня «иудаизированную цивилизацию», Иванов ждал прихода альтернативной религии «из предыдущего арийского цикла», и «арийское мировоззрение» представлялось ему много важнее христианства (Иванов 2007: 320). Действительно, для Иванова проблема христианства была далеко не определяющей. Он был склонен к гораздо более глобальным обобщениям и в соответствии с манихейскими принципами зороастризма пытался рисовать историю человечества как бесконечную борьбу Добра и Зла, представленных соответственно «арийцами» и «семитами». Но, в отличие от многих почвенников, он отрекался от ориентации на Север и хотел смотреть на Юг (Иванов 2007: 321). Правда, он не пояснял, что под этим понималось.

Впрочем, в начале XXI в. Иванов как будто бы радикально изменил мнение о мировой конфронтации. Развивая свою любимую идею о связи религии с расой, он нарисовал оппозицию, включающую, с одной стороны, протестантизм вместе с мусульманством, а с другой – католицизм вместе с православием. Он всерьез доказывал, что речь идет о противостоянии не только религий, но и стоящих за ними расовых типов. Якобы за союзом католицизма с православием скрывается особая цивилизация, которую он называет «цивилизацией Мадонны». Беда лишь в том, сетовал он, что католики и православные еще не осознали этого единства (Иванов 2007: 411–413, 427–429). Однако жизнь не оправдала его ожиданий, и в 2005 г. он был вынужден признать, что католики предпочли сближаться с протестантами, а не с православными. Иными словами, выдуманная им «православно-католическая раса» исчезла столь же стремительно, как и появилась. Все это говорит о том, что в построениях такого рода идеологов термин «раса» далек от своего биологического значения и используется для обозначения точек конфликта (реального или надуманного), чтобы его усилить, придав ему биологическое, то есть фактически неизменное, измерение.

От научной фантастики к патриотическому роману

Миф об упадке достаточно типичен для националистической мифологии (Smith 1984: 104). Он, например, буквально пронизывает произведения ряда русских писателей-почвенников, которых история поддельной «Влесовой книги» вдохновила на написание романов о чудесной находке «языческих летописей» и их едва ли не магической силе. Одним из первых стал известный русский писатель, Герой Социалистического Труда, лауреат Государственных премий РСФСР и СССР П. Л. Проскурин. Еще в конце 1970-х гг. он задумал роман о древних славянах, на что его натолкнули сведения о находке в годы Гражданской войны неких «дощечек с непонятными письменами», якобы оказавшимися «древнеславянскими рунами» (Проскурин 1980а: 28). Речь явно шла о «Влесовой книге». Однако похоже, что этого романа Проскурин так и не написал. Между тем интерес к славянскому язычеству не прошел для него даром, и в 1981 г. он выпустил повесть «Черные птицы», в центре которой находилось музыкальное наследие «великого язычника», композитора, сочинившего цикл славянских языческих молитв, вершиной которого была молитва Солнцу (Проскурин 1987). Писатель давал понять, что древние славяне были солнцепоклонниками. Он избегал упоминаний свастики как солярного символа, но для читателей, знакомых с арийским мифом, все было понятно без объяснений. Впрочем, как мы видели, вскоре Федичев еще более настойчиво напомнил о свастике как якобы «древнем славянском символе».

Не была забыта и «древняя языческая летопись», и некоторые писатели подобно Проскурину тоже попали под ее обаяние. Пожалуй, первым, кто написал о подвижниках, разыскивавших на Русском Севере старые рукописи, был Д. А. Жуков, руководитель Русского клуба. Для него эта деятельность была наполнена глубокого патриотического смысла, ибо помогала обнаружить утраченные корни, которые Жуков связывал с глубокой первобытностью. И вовсе не случайно он стоял в ряду самых ранних сторонников аутентичности «Влесовой книги» (Жуков 1981).

Но если Жуков ограничился одним лишь рассказом, то его более молодые единомышленники вскоре начали писать об этом целые романы. Одними из первых миф о древних языческих письменах, якобы сохраненных «раскольниками-староверами» вплоть до наших дней, ввели в художественную литературу писатели С. Т. Алексеев и Ю. В. Сергеев. Отождествив православных староверов, борцов против никонианства, с язычниками, эти писатели в полном соответствии с неоязыческими постулатами объявили христианство «рабской религией», погубившей «истинные верования вольнолюбивых россов». Они верили, что в глубинах России (для Алексеева на Русском Севере, а для Сергеева в Сибири) еще сохранились скиты с «берестяными грамотами» («дощечками») или «пергаментными свитками», рассказывающими о Прави и Яви, Перуне и Свароге. Выставляя в неприглядном свете советского ученого, Сергеев давал понять читателю, что «бесценные древние рукописи» следовало всячески скрывать от ученых, якобы действовавших по указке НКВД и стремившихся к полному уничтожению оставшихся древних рукописей (Сергеев 1987: 142–143, 456–460). Алексеев добавлял к этому, что древние дохристианские книги имели магическую силу и являлись талисманами, уберегавшими от беды. Выказывая плохо скрытую враждебность к христианству, он делал особый акцент на том, что не попы принесли с собой письменность, а сам русский народ изобрел ее для собственных нужд (Алексеев 1986: 37–57, 83–85, 89, 111, 192 сл.).