Арийский миф в современном мире - Страница 183

К оглавлению

183

Глава 8
Неоязычество, христианство и антисемитизм

Выше уже отмечалось неприязненное, если не сказать большего, отношение неоязычников к христианству. Во многих случаях, хотя и не всегда, это проистекает из их юдофобской позиции. Универсальным же является представление о христианстве как о чужеродной идеологии, занесенной извне и не соответствующей «русскому духу». Едва ли не первым такие идеи в эпоху вызревания нового русского национализма начал проповедовать поэт Игорь Кобзев (1971: 215 сл.). Такая установка вытекает из так называемого «цивилизационного подхода», рассматривающего отдельные культуры и цивилизации как изолированные закрытые единства, развивающиеся каждое своим собственным уникальным путем, не имеющие между собой ничего общего и неспособные понять друг друга. Другим источником ксенофобии, свойственной многим неоязычникам, является увлечение эзотерикой, которая, как прозорливо замечал М. Я. Геллер, способствует расцвету веры в заговор злых сил (Геллер 1996: 177–178).

Впрочем, основанные на этом построения русских националистов весьма противоречивы и несут различную смысловую нагрузку. Во-первых, как будет показано ниже, среди них следует различать националистов-рыночников (то есть ориентированных на капиталистический строй) и национал-социалистов. Первым одинаково ненавистны как христианство, так и коммунизм; вторые воюют с христианством, но сохраняют ностальгию по коммунизму и СССР. Во-вторых, следует различать жестких и мягких неоязычников. Если первые ведут жесткую борьбу с христианством и отвергают любые компромиссы, то вторые настроены более миролюбиво и готовы пойти на, пусть и временный, тактический союз с православием для совместной борьбы с «мировым злом» и «темными силами».

Многим из такого рода построений имманентно присущ антисемитский подтекст (см., напр.: Корень 1996; Иванченко 2006: 189, 191–197, 230, 247–248). Он проглядывает в стремлении Вашкевича изобразить древних евреев «младшим братом» русских. Ведь он возводит евреев к некой «жреческой касте русского воинства», чьим изначальным языком был русский; он называет их «потомками, говоря языком советского времени, инструкторов политотделов русской армии» и утверждает, что слово «Тора» имеет русское происхождение. По его словам, Тора является переведенным с русского языка текстом «Сотворение мира» (Вашкевич 1996: 24, 38, 88, 225). Отстаиванием русского исторического приоритета перед евреями, якобы много позднее появившимися на исторической сцене, автор не довольствуется. Он не только воспроизводит стереотип еврея как вечного корыстолюбивого торговца, но и сообщает читателю о том, что Ветхий Завет насыщен призывами к убийству (Вашкевич 1996: 308–309). При этом Вашкевич забывает свое утверждение о том, что текст Священного Писания был будто бы заимствован евреями у русских и что именно русские, а не евреи составляли костяк армии в Первоимперии. Будь он не столь забывчив, ему следовало бы сделать из своих рассуждений вывод о том, что именно русские научили евреев искусству убивать. Впрочем, в рассмотренных работах Вашкевича следует видеть не исторический, а идеологический текст, говорящий о настроениях, пользующихся определенной популярностью у сотрудников российских силовых структур.

Это подтверждается и упомянутыми работами Гладышева, полностью отрицавшего древнюю еврейскую историю и утверждавшего, что иудаизм, как, впрочем, и другие мировые религии, вырос целиком из «заупокойных текстов ариев-русов» (Гладышев 1995б; 1996). Этот автор специально подчеркивал, что реальные события происходили вопреки «библейской истории», что именно русский народ был «богоизбранным», что именно ему цивилизация обязана всеми своими основными достижениями. В этом отношении он даже считал уместным отметить правоту «русских шовинистов». Далее он сетовал на то, что в 1990-х гг. к власти пришли «примитивные люди», поклоняющиеся «золотому тельцу», и это приносит вред всему населению страны (Гладышев 1998).

Та же тема звучала в рассуждениях Алексеенко о том, что якобы «сегодня бывшие пигмеи серой расы претендуют на владение земным шаром» и стремятся полностью уничтожить культуру славян (Алексеенко 1996: 22). Впрочем, Алексеенко и прежде допускал антисемитские высказывания, без тени смущения публиковавшиеся журналом «Свет» (см., напр.: Алексеенко 1995). Симптоматично, что в публикациях Алексеенко расовый подход мирно уживался с русским мессианством и он призывал к созданию «глобального государства – Славянии» (Алексеенко 1997а). Вообще расовый подход, похоже, имманентно присущ большинству современных русских публикаций, посвященных «арийской идее». Это не случайно и идет от трудов Е. П. Блаватской, которую боготворят все такого рода авторы. Вслед за своим кумиром они отождествляют «арийцев» с «белой расой» и связывают современную цивилизацию исключительно с ней, якобы пришедшей на место предшествовавшей «черной расы». Мало того, иной раз подчеркивается, что религиозные различия между людьми возникают не на «духовно-этической», а на «биоэнергетической» основе (см., напр.: Бобрик 1998: 66–69).

Все это дает право некоторым неоязычникам расширить список прегрешений христианства перед человечеством. Одним из них они считают конфессиональное деление «белой расы», что, по их мнению, и привело к кровавым столкновениям сербов с хорватами. «Забвение расового чувства – одно из сильнейших преступлений христианства против человечества», – вещала газета «Русское дело» (Ведомысл 1993: 3).

183