Арийский миф в современном мире - Страница 145


К оглавлению

145

Лишь Р. Багдасаров уделяет определенное внимание контексту и вариативности значений символа свастики, но и он, похоже, верит, что когда-то она имела одно-единственное значение, связанное с некой исконной традицией (Багдасаров 2001: 56–59, 73). Правда, касаясь более поздних эпох, он справедливо предупреждает против того, чтобы связывать свастику с одной лишь индоевропейской традицией (Багдасаров 2001: 110). Примечательно, что даже Н. Р. Гусева отдала дань восхищения свастике, упомянув и ее восьмилучевую неоязыческую разновидность (Коловрат). Но, связывая свастику с индоевропейцами, она отметила ее популярность у доарийского населения хараппской цивилизации (Гусева 2010: 154–160).

В выступлениях против свастики такие авторы вслед за А. Баркашовым (Баркашов 1997) усматривают зловредное посягательство на «веру и народную культуру» и упорно не хотят учитывать борьбу с реально существующим неонацизмом (см., напр.: Хиневич 1999б: 183–184; Багдасаров 2001: 18–21; Кутенков 2008: 18–22; Тарунин 2009: 227, 327, 447–448, 451–452). Показательно, что в германском нацизме Кутенков видит исключительно попытку «разрушения славянской культуры» и уничтожения ее носителей. Похоже, что об антисемитизме и уничтожении еврейского народа он ничего не знает (Кутенков 2008: 205–206). Зато он верит в то, что нацистские злодеяния будто бы осуществлялись под руководством неких «черных магов» (Кутенков 2008: 217–219). Отвергая идею Ф. де Соссюра об отсутствии непременной связи между знаком и объектом и тем самым отрицая возможность переосмысления знака (Кутенков 2008: 11), этот автор обходит вопрос о том, какое значение придавали свастике германские нацисты и какое сегодня ей придают неонацисты. Игнорируя современные политические реалии, он ратует за всемерное включение свастики в учебную программу, и в РГПУ, с которым связан автор, это, похоже, действительно происходило (Кутенков 2008: 34).

В целом знания таких авторов о далеком прошлом оставляют желать лучшего. Об этом говорит хотя бы тот факт, что все они без должной критики принимают идею об «арктической прародине индоевропейцев» (Багдасаров 2001: 59–66; Кутенков 2008: 100, 157; Тарунин 2009: 178). В целом их построения грешат массой ошибочных положений. Так, Кутенков сочувственно воспроизводит мнение о том, что якобы древнегреческая и древнеримская культуры были «порождением древнеславянской цивилизации». Это мнение он приписывает «ученым», правда, в качестве таковых у него фигурируют лишь Гусева и Жарникова, а также вологодский бизнесмен М. Суров. Он также ошибочно включает этрусков в число предков славян (Кутенков 2008: 96, прим. 12; С. 144). Кроме того, археологические культуры, которые он считает, безусловно, славянскими, не всегда являются таковыми. Этническая атрибуция некоторых из таких культур остается спорной. Наконец, придавая свастике едва ли не ключевую роль в восточнославянской культуре, он вовсе не рассматривает ее соотношение с другими важными знаками и символами. Все это говорит о том, что он находится под большим влиянием современной паранаучной литературы. Действительно, он, например, ссылается на сомнительную книгу К. Быструшкина о «космологии» на Аркаиме, а также на публикации инглиистической церкви А. Хиневича. Он без всякой критики цитирует и другие сомнительные издания.

Другой самодеятельный автор, А. Тарунин, всячески обличая советских ученых, всецело полагается на «интуитивный метод исследования» (Тарунин 2009: 33, 313). Обнаруживая свастику во многих культурах мира (причем даже там, где ее нет), он утверждает, что она всегда являлась «арийским символом» и повсюду ее разносили «наши предки – индоевропейцы». Он утверждает, что свастика связана с «древнерусской ведической традицией» и якобы близка народному духу. В своем стремлении показать разнообразие свастичных изображений Тарунин даже воспроизводит серию свастик, придуманных Хиневичем, но без упоминания его имени. Автор клянется в своей любви к свастике, симпатизирует РНЕ и без всяких комментариев помещает в своей книге эмблему белых расистов – White Power (Тарунин 2009: 21). Этот вологодский автор был связан с местным бизнесменом Суровым и, требуя реабилитации свастики, по сути воспроизводил его взгляды.

О каком именно «добре» идет речь в связи со свастикой, нетрудно убедиться, ознакомившись с нынешней деятельностью неонацистов или расистскими теориями того же Безверхого. Реабилитация свастики является, по сути дела, сознательным стремлением пересмотреть ее чудовищную роль в истории XX в. как символа борьбы за расовую чистоту со всеми ее трагическими последствиями (Wistrich 1991: 75); так она и воспринимается современными расистами (Quinn 1994: 2, 7–9, 138–139). Нелишне напомнить, что в нацистской пропаганде свастика являлась символом воинственности, направленной не в меньшей мере и против славянских народов, – чехи, например, поняли это еще в начале 1920-х гг. (Renatus 1922). Тогда же аналогичной была и реакция А. Луначарского (Луначарский 1922).

Что же касается истинного смысла свастики для современных русских нацистов, то об этом недвусмысленно писала газета «Националист», орган Национально-республиканской партии России: арийская свастика направлена прежде всего против звезды Давида (Болотов 1993. Ср.: Мочалова 1996: 110; Кандыба В. 1997а: 90–91). А радикал Широпаев, мечтающий о «расовой революции», в полном соответствии с нацистской доктриной считает ее символом свастику (Широпаев 2001: 85, 115). Единомыслие, как видим, поразительное.

Повторяя нацистов, петербургские венеды прославляют будто бы необычайное здоровье арийской нации. Безверхий утверждал, что «венеды», переселившись в долину Инда в 3-м тыс. до н. э., смогли без труда приспособиться к местным природным условиям, ибо якобы обладали врожденным иммунитетом от малярии. Зато местное население несло значительные потери от этой страшной болезни (Безверхий 1993: 8). Отмечу в скобках, что данные современной науки рисуют как раз прямо противоположную картину.

145