Арийский миф в современном мире - Страница 126

126

Развивая эту тему, в своих интервью Задорнов набрасывался на ученых, работа которых, по его мнению, сводится к «зарабатыванию бабок» и писанию на заказ: «За что дали бабки, то и надо доказывать». Вполне понятное нежелание ряда ведущих российских ученых прославлять Аркаим Задорнов однозначно называет «очернением родной истории» (Мостославский, Рычков, Адаменко 2009). По его логике, именно дилетанты, а не специалисты создают современное научное знание. Правда, эта логика оказывается ущербной, ибо выясняется, что дилетанты не способны производить научные археологические раскопки. Вместо этого они занимаются профанацией добытых учеными фактов, суть которых они не в состоянии понять. Иными словами, в последние годы голос Задорнова успешно влился в дружный хор, занимающийся дискредитацией научного знания во имя «величия доваряжской Руси» и… для «зарабатывания бабок».

Так интересный археологический памятник стал ярким примером профанации научного знания и поводом для агрессивных нападок дилетантов на специалистов. Мало того, как мы увидим ниже, он дал обильную пищу для нового всплеска интереса к «арийскому мифу» и для бурного развития того, что можно назвать «народной археологией». Место науки в этом дискурсе оказалось весьма неоднозначным. С одной стороны, без обращения к ее данным выстраивание новых версий «арийского мифа» было невозможным, но, с другой, предлагаемые специалистами научные интерпретации мифотворцам явно мешали. И они их яростно отвергали, предлагая взамен самые фантастические идеи, нередко апеллирующие к эзотерике и «русскому космизму».

Миф о праславянской письменности

Московский геолог Г. С. Гриневич давно интересовался дешифровками древних надписей (Гриневич 1991; 1993; 1994б). Занимаясь этим на досуге, он еще в начале 1980-х гг. заявил о том, что смог прочитать таинственную надпись на знаменитом Фестском диске XVIII в. до н. э., найденном на Крите. При этом он исходил из простых посылок о том, что раннесредневековый термин «русь» изначально означал восточных славян и что они якобы обладали своим собственным оригинальным письмом еще в глубокой первобытности. Поэтому он был убежден в том, что обнаруженное Кириллом в Крыму Евангелие на «русском» языке следует безоговорочно приписывать славянам. После этого для Гриневича уже не составляло труда «прочитать» загадочные надписи на глиняном горшке, найденном когда-то известным археологом В. А. Городцовым под Рязанью, и на грузиках из Троицкого городища. Войдя во вкус, он отождествил древнейшую критскую письменность («линейное письмо А») с праславянами, а затем за одну ночь прочитал надпись на Фестском диске. Оказалось, что там зафиксированы стенания беженцев из «племени русичей», вынужденных покинуть свою родную «Русиюнию» и переселиться на Крит. При поддержке некой сотрудницы из Института этнографии Л. Гусевой (за этим псевдонимом скрывалась индолог Н. Р. Гусева) ему впервые удалось сообщить о своих «выдающихся открытиях» в газете «Советская Россия» (Плахотная 1984). Разумеется, никто из специалистов его всерьез не воспринял.

Однако Гриневич оказался на редкость энергичным человеком, и его фантастические взгляды на историю нашли отклик у патриотически настроенных писателей и журналистов. Характерно следующее его высказывание: «Мы не мыслим… культуру без письма, сохраняющего для будущего мысли и достижения человека» (Гриневич 1993: 24). Продолжая автора, можно заключить, что либо письменность была присуща человеку изначально (если культура возникла вместе с человеком), либо многие бесписьменные народы следует исключить из числа обладающих культурой. Впрочем, другие народы мало интересовали автора, а вот славяне, заявлял он, обладали письменностью с 5-го тыс. до н. э. (ссылка дается на таблички Тэртерии), причем эта письменность якобы легла в основу всех остальных систем письма (Гриневич 1991; 1993: 255). К древним «славянским культурам» автор причислял балканские энеолитические культуры, дошумерскую (убейдскую) культуру Месопотамии, крито-микенскую культуру, хараппскую цивилизацию долины Инда и, разумеется, этрусков. По его словам, славянскому влиянию было обязано формирование древнеегипетской и древнеримской культур. Иными словами, славяне повсюду разносили высокую культуру и являлись создателями древнейших государств. Центром же первичного славянского расселения объявлялась область между Днепром и Дунаем, где обитали «праславянские» трипольские племена. Трипольцы представлялись культуртрегерами, вынужденными бежать со своей родины из-за какой-то неведомой катастрофы. Они-то и являлись «славянами-пеласгами», принесшими письменную традицию на Крит и в Левант (вспомним Суслопарова и Знойко! – В. Ш.). Вот, оказывается, где находился источник протобиблского и финикийского письма (Гриневич 1993: 101–104)! Более того, даже имя иудейского бога Иеговы было, по Гриневичу, «праславянского» происхождения (Гриневич 1991: 22). Но мало этого, праславяне обладали не только древнейшей письменностью, у них якобы уже имелись летательные аппараты с реактивными двигателями и смертоносное оружие типа атомной бомбы (Гриневич 1993: 129–135, 183–184). Примечательно, что затем эту головокружительную фантазию подхватил журнал «Свет», ссылаясь на исследования профессора, доктора технических наук, лауреата Государственной премии СССР В. С. Крикорова (Тудоровский 1998: 23).

Сделав все эти удивительные «открытия», Гриневич стыдил отечественных ученых за то, что они, идя на поводу у западной науки, выводили славянский язык из какого-то иного более древнего языка. Он был убежден, что славяне никак не могут быть моложе древнегреческой цивилизации. Напротив, они много древнее ее, утверждал он (Гриневич 1993: 253). Рассуждения автора вполне укладываются в достаточно типичную для этногенетической мифологии «модель блудного сына» (Шнирельман 1999б: 12–24; см. также: Smith 1984: 101, 106–107): исход из Среднего Поднепровья ведет праславян к тысячелетним скитаниям по всему свету (Балканы, Эгеида, Индостан и т. д.) и заканчивается счастливым возвращением на земли предков (Гриневич 1993: 256). Что же заставляло их пускаться в далекие путешествия (автор ссылается также на колонизацию Сибири вплоть до Аляски в XVII–XVIII вв.)? Ответ никаких сомнений у автора не вызывал: «Охота к перемене мест, не свойственная другим народам», «загадочная славянская душа» (Гриневич 1993: 257). Иными словами, конечную причину автор искал в иррационализме и мистике. Именно в этом он видел основание для «священного права славянина любить все славянское, и это столь же естественно, как любить своих родителей» (Гриневич 1993: 257).

126